Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий

труда догадался, что профессору с Украины требуется современный электронный микроскоп.

— Я сейчас закончу свою мысль, — сказал академик, — и займемся вашей проблемой.

На душе академика свинцовой глыбой лежала институтская беда, и он ее не скрывал.

— Разваливается учреждение, — посетовал на судьбу. — Раньше было просто: объявили кибернетику лженаукой — и кибернетиков переквалифицировали в лаборантов. Но их головы продолжали работать в нужном направлении. Вот и спасли российскую кибернетику… Пока спасли. Теперь же из российской науки делают пустыню. А чтоб умы бесследно не исчезали, их пересаживают в Америку. Но как изящно это делается! Правительство у себя в стране не финансирует ту науку, которая слабо развита за океаном. Не финансирует не потому, что денег нет. Они есть и немалые, заработанные той же наукой. Но если ученому платить по совести, извините за вульгаризм, то он, будучи патриотом, ни в какие америки не подастся. Это знают и здесь, и там. Синхронность у них, как у крыс московских и нью-йоркских. И потому наше уважаемое правительство отказывается выдавать нам на сносную жизнь. Это чтобы мы обложили его матом и махнули за океан. А нашим жиреющим реформаторам этого только и надо. Неслучайно же их в Чикаго целый год натаскивали. А мы — не едем. Мы — бастуем.

— Но лично вы не бастуете, — заметил Иван Григорьевич,

— А что толку? — отозвался академик. — Мне предложили сдать лабораторию и удалиться на покой. А я хочу быть полезным не для нынешнего правительства — для человечества. Если мы, биологи, не вмешаемся в процесс, провоцируемый политиками, которые рвутся править, а не управлять, то уже ныне живущее поколение будет участником гибели цивилизации.

Гости сосредоточенно молчали.

— Конечно, — продолжал академик, развивая жуткую в своей правде мысль, — человек уже не как биосоциальное, а как биосущество еще некоторое время сохранится. Но глобальное вырождение уже началось. Присмотритесь, как ведут себя серые крысы. По их поведению несложно экстраполировать поведение людей, люди вслед за крысами все яростнее уничтожают среду своего обитания. А среда, как вам известно, уже не выдержала натиска цивилизации — дала трещину. Сегодня мы наблюдаем бег крыс из больших городов. Бегут в сельскую местность. За крысами, пока еще робко, устремляется человек — внешне ничего особенного — дачный зуд. А на самом деле человек уже и в сельской местности принялся разрушать биосферу…

Рассуждения академика прервал телефонный звонок. Академик взял трубку. Долго слушал молча.

— Хорошо. Сделаю вид, — сказал и отключил телефон.

Гости переглянулись: не пора ли напомнить о цели своего визита? Но и прервать интересные высказывания не хотелось: все, о чем говорил академик, дышало новизной. И странный звонок тоже заинтересовал гостей: академик слушал долго, а в ответ произнес всего лишь три слова.

— Жена звонила, — сказал он. — Ей передали, что если я не буду бастовать, мне не выдадут зарплату.

— Странная логика, — заметил Илья Никифорович.

— Ничего странного, — возразил академик. — Так уже нас приучила власть: кто бастует, тому и отдают долги. Кто терпит, того наш президент просит еще потерпеть. Слава богу, что инспекция не берет с ученых налог за вход в институт. Жена просит сделать хотя бы вид, что я бастую. Вот и подумаешь, оставаться в России или паковать свой саквояж. Что-то похожее уже было в двадцать первом. Но тогда победила революция, теперь — наоборот. А последствия — одинаковы. Так что, дорогие мои, при любом повороте истории ученые бегут. И — что удивительно! — бегут вслед за крысами. Вот вам свежий пример. Задолго до боевых действий в городе Грозном исчезли крысы. Как будто крысиный бог перед тем как дать команду покинуть Грозный, советовался с президентом, вынашивавшего идею наказания Чечни.

— И ученые, связанные с крысами, могут упреждать события? — вдруг спросил Илья Никифорович.

— К сожалению, — ответил академик. — Ученый не зверь, у него нет звериного чутья. Так что и ему наравне со всеми смертными достается на орехи. Кстати, последний ученый Чечни, мой коллега, покинул город, когда уже люди Радуева жгли российские танки. Коллега маленько опоздал — никто не брался вывозить его крысятник. А люди Радуева, покончив с российскими танками, ворвались к ученому в дом. Естественно, стали искать ценности, ну и открыли ящик с крысами. Крысы бросились на грабителей, и грабители в отместку за покусы расстреляли ученого. А это был такой талант!..

Высказавшись, академик остановил свой взгляд на госте с Украины.

— Слушаю вас, коллега.

Иван Григорьевич, стараясь быть кратким, изложил суть своей просьбы.

— Откуда вам известно, — спросил академик, — что в Исследовательском центре Пентагона разработано изуверское оружие?

Академик не высказал ни удивления, ни восторга, лишь кивнул головой.

— Понятно, вы работали в разведке.

— В Пентагоне меня знали как профессора Джона Смита.

— Джон Смит! — воскликнул академик. — Я знаком с монографией Джона Смита о поведении живых организмов в агрессивной среде. Это ваша книга?

— Да. Но она уже отстала от времени.

Академик признался, что он прочел монографию три года назад. Нобелевский комитет высылал ее на рецензирование.

— И каково ваше мнение? — вклинился в разговор Илья Никифорович.

— Я дал положительную оценку. Да что-то вдруг помешало присудить премию…

— Три года назад, профессор, меня «засветили».

— И кто, если не секрет?

— Один член политбюро, — за Ивана Григорьевича ответил Илья Никифорович.

— И чем он теперь промышляет, ваш член политбюро? — с ехидцей улыбнулся академик, обнажая белые металлические коронки.

— Поносит организацию, благодаря которой сделал себе гигантскую карьеру. Поедом ест своих бывших товарищей.

— Узнаю крысиное отродье! — громким возгласом заметил академик и подтвердил свою мысль примером.

Он достал из ящика стола таблетку, проглотил, запил водой. Заметно было, академика мучила изжога.

— Посредством мутации, — говорил он, отдышавшись, — мне удалось вывести уникальную крысу. Она ест своих собратьев избирательно: только тех, которые у нее могут утащить корм. Если пожелаете, я ее вам покажу. Может, в ней вы найдете сходство с вашим членом политбюро.

— С бывшим нашим общим, — не без сарказма уточнил Илья Никифорович.

С таким уточнением академик не согласился:

— Эти члены… Как бы вам поточнее… Я никогда их не считал своими. У меня был и остается один, и этого мне достаточно. В молодости он меня никогда не предавал, а на старости отдыхает.

Все трое заулыбались, понимая друг друга. Это отступление от темы напомнило академику обстановку, которая еще не так давно царила на ежегодных собраниях Академии наук. И тогда над богами посмеивались, но крамолу не пресекали. Люди из госбезопасности под видом распорядителей, официантов, журналистов похаживали среди академиков, вместе с ними смеялись. Они тоже были людьми и в душе презирали сановных карьеристов, поэтому в отчетах никогда не называли имена умеющих едко шутить